Глава 5

Библиотека настолько отличалась от той, которую он помнил, что Стюарт в растерянности остановился в дверях, сомневаясь, туда ли попал.

Полки с книгами по-прежнему занимали три стены длинной прямоугольной комнаты, зато на четвертой стене, граничившей с южной террасой, полки отсутствовали: там теперь были прорублены высокие французские окна, выходившие на террасу. Их обрамляли шелковые портьеры мягкого фисташкового цвета. Панели орехового дерева были убраны, а сами стены выкрашены в нежный кремовый цвет. Деревянные части мебели, когда-то покрытые позолотой, теперь стали белыми, и старую бархатную обивку мебели заменил ситец с рисунком в бело-зеленых тонах. В результате всех этих перемен в комнате стало больше воздуха и света, исчезло то гнетуще ощущение, которое шло от прежнего декора.

Библиотека была не единственной комнатой, которую на свой вкус переоборудовала Эди. Он уже удостоверился, что северный фасад перестроили, и, шагнув за порог, смог убедиться, что и южный тоже подвергся реконструкции. Сад больше не походил на беспорядочные заросли самшита и одичавших роз, а газоны не напоминали пустыри, заросшие сорняками. Итальянскому огороду, разбитому еще при третьем герцоге во времена королевы Анны, был возвращен первоначальный вид, и он поражал своим естественным великолепием. Цветущие розовые кусты радовали глаз свежестью, низкие самшитовые бордюры были аккуратно подстрижены. Когда-то ржавую кованую мебель, стоявшую на террасе, а именно стол и стулья, выкрасили в белый цвет. Горшки с цветущей геранью выстроились в линию на балюстраде, и под ногами больше не похрустовала разбитая итальянская плитка, оставшаяся от былых времен. Вдали за садом открывался вид на домашнюю ферму, которая тоже выглядела аккуратно, а поля – хорошо ухоженными. У него не было ни малейших сомнений, что Эди приведет в надлежащий вид Хайклиф и другие поместья, и не только потому, что он доверял своим инстинктам, но еще и потому, что ежегодные отчеты управляющих и земельных агентов, которые он получал все эти годы, подтверждали это.

Несмотря на это, он посчитал нужным лично убедиться, что все в порядке. И сейчас, глядя на тщательно ухоженные поля, растянувшиеся до самого горизонта, он внезапно подумал, а что, собственно, сам будет здесь делать. Эди так хорошо со всем справляется, что вряд ли он может внести какой-то вклад…

«Время возвращаться домой».

Эта навязчивая мысль, которая беспрестанно стучала у него в мозгу в ту судьбоносную ночь шесть месяцев назад, напоминала, что он мог бы смириться и выбрать смерть, но предпочел жизнь, вернулся домой и принял ту роль, которая была предназначена ему с рождения. Кроме того, он всегда знал, что когда-нибудь вернется, – просто не думал, что это случится так, а не под звук победных фанфар, как положено знаменитому путешественнику и исследователю. Кто мог предполагать, что его постигнет неудача в схватке со зверем?

И все же он здесь и у него есть определенные обязанности. Перво-наперво следовало наладить отношении с Эди – это главная цель, иначе ничего не получится. Не то что надо было что-то улаживать – они ведь не супруги, которые когда-то поссорились и разбежались, а сейчас решили примириться. Нет, они совершенно чужие люди, оказавшиеся вместе по необходимости. Никакой любви между ними нет и быть не могло. По крайней мере на ее счет он был уверен.

Стюарт вспоминал тот вечер, когда впервые увидел ее на балу, и свои чувства при этом. Как будто бы рука судьбы схватила его и заставила стоять и смотреть, потому что перед ним появилась та, что действительно заслуживала внимания. Он мог влюбиться, влюбиться по уши, если бы она так жестко не выбила почву у него из-под ног еще до того, как он узнал ее имя. Ах, что вспоминать!

И вот сейчас они должны начать все сначала, во второй раз, но от этого задача, стоявшая перед ним, не будет легче. Он знал это тогда и знает сейчас – Эди отгородилась от него прочной стеной, которую не так-то просто разрушить.

– Вы изменились.

Звук ее голоса заставил его повернуться, и он увидел, что она наблюдает за ним через открытые французские окна.

– Я думаю, это нормально – ведь прошло пять лет. – Стюарт хотел было уйти в библиотеку, но, сделав несколько шагов, передумал. Под ее взглядом он почувствовал себя крайне неловко, когда заметил, что она не собирается подойти к нему подходить, и надеялся, что в будущем будет по-другому.

– Стюарт? – Казалось, она пыталась подобрать правильные слова, но потом просто сказала: – Мне очень жаль Джонса. Это тоже львы?

– Да. Почему вы решили, что я изменился? – решил он перевести разговор на другую тему. – Кроме очевидного, разумеется. – Он усмехнулся и перенес вес на здоровую ногу, опершись на трость.

Она помолчала, казалось, обдумывая ответ.

– Вы стали серьезнее, чем я вас помню. Нет той легкомысленности и бесшабашности.

– Да, думаю, беззаботные деньки юности канули в Лету.

Уголки ее губ приподнялись.

– И все так же терпеть не можете галстуки и тугие воротнички?

– Нет ничего более неудобного, чем эти тугие воротнички. Между прочим, и вы изменились.

– Я? – Казалось, она была искренне удивлена. – И как же?

Он долго смотрел на нее, не торопясь отвечать. Да, лицо то самое, которое он помнил, с теми же рыжими бровями вразлет, сияющей зеленью глаз и россыпью веснушек. И подбородок тот самый – упрямый, и бледно-розовые губы, и ровный ряд белых зубов, которые были видны, когда она смеялась, хотя, как он помнил, смеялась она нечасто. Нет, никогда это лицо не отличалось красотой, отвечающей принятым стандартам, но столько жизни было в ее чертах, что это не имело значения. Так что же все-таки изменилось? Стараясь понять, Стюарт начал:

– Сейчас вы не такая худая, как прежде. И не такая резкая. Кажется… О, право же, Эди, я затрудняюсь сказать, но вы стали мягче. Как-то…

Она переменила позу и отвернулась, как будто ей было неловко слушать, а потом все же, кашлянув, проговорила:

– Ну что ж… это хорошо.

Оба молчали, и эта возникшая неловкость уничтожила надежду на быстрое взаимопонимание и подчеркнула, что они так и остались чужими, несмотря на то что заключили брак. И не то чтобы им не о чем было говорить, как раз напротив: следовало обсудить будущую совместную жизнь – мужа и жены – и статус их брака. Он мог просто, без обиняков начать этот разговор и тем не менее оглядывался, пытаясь найти нейтральную тему.

– Мне нравится, как вы преобразили эту комнату, – произнес он наконец. – И эти французские окна, выходящие на террасу, отличная идея.

– Я сделала то же самое в музыкальной гостиной, в бильярдной и в зале. Так что теперь из всех этих комнат можно попасть на террасу. Все это было совсем нетрудно осуществить.

– Прекрасно, что в бальном зале теперь будет больше воздуха. Там, даже с открытыми окнами, было всегда ужасно жарко и душно, особенно когда собиралось много гостей. И в библиотеке теперь очень светло – вполне достаточно, чтобы читать. Раньше, я помню, нужно было обязательно зажигать лампы даже днем – не хватало естественного света, – а сейчас они понадобятся только вечером.

– И даже тогда будут не нужны. Несколько лет назад я установила газовое освещение во всех комнатах.

Он улыбнулся:

– Настоящая американка: практичность прежде всего.

– Ваша матушка не согласилась бы, – усмехнувшись, пожала плечами Эди. – Она ненавидит нововведения и при каждом удобном случае высказывает свое неодобрение.

– Она настолько несносна? – Стюарт посмотрел на нее с сочувствием.

– Нет-нет, ничего такого, – отмахнулась Эди, – с чем бы я не справилась. Ваша матушка похожа на домашнюю кошку: любит, чтобы ее ласкали и кормили, но готова показать коготки всякий раз, если этого не делают или делают недостаточно хорошо.

– Описание, применимое ко всей моей семье.

– Наверное, – согласилась она. – Они знают, что вы приехали?

– Мама и Надин знают: я ехал через Рим и встречался там с ними. Вы знаете, что они были в Риме? Ну конечно же, знаете: матушка с места не двинется, пока не сообщит, куда следует отправить ее денежное пособие.